Идеи Курцио Малапарте в контексте волны «оранжевых революций» рубежа XX - XXI вв.

Специфику марксистских установок, а с ними и дальнейшую судьбу марксистской теории, легче понять, учитывая идеи итальянского публициста Карла Эриха Зуккерта (1898 –1957), более известного под своим творческим псевдонимом Курцио Малапарте (фамилия означает «худая доля» в противовес великому Бонапарту и его «хорошей доле»), которые содержатся в его работе «Техника государственного переворота» (1931).

Малапарте участвовал в Первой мировой войне добровольцем, был ранен, с 1918 года пробует себя в журналистике. Характеризуется как «человек авантюрного склада и анархист по убеждениям»: в 1920 году вступил в фашистскую партию Муссолини, активно работал в рамках существующего в Италии режима, но попал в опалу и ссылку, неоднократно арестовывался, побывал на Восточном фронте. После 1943 года сотрудничал с представителями оккупационного командования США на территории Италии, параллельно успел вступить в Итальянскую коммунистическую партию (ИКП), в конце жизни активно интересовался маоистским Китаем. Все это время много публиковался («писатель, журналист, кинорежиссёр»).

Идеи Курцио Малапарте соотносятся с марксистской парадигмой, позволяют оценить её в прагматическом плане, т. е. проанализировать теоретическую состоятельность «интеллектуального пирожка», «испечённого» в своё время Марксом и Энгельсом и «дожаренного» Лениным и Сталиным.

Во-первых, Малапарте фиксирует первый этап кризиса современной представительной системы в промежутке между двумя мировыми войнами и связывает его с дальнейшей маргинализацией индустриального общества и появлением новых активных политических сил.

Тогда это правые и левые партии (фашисты и коммунисты), которых, по аналогии с участниками заговора Катилины в Риме, Малапарте называет «катилинариями». Сейчас, по нашему мнению, это место заняли маргинальные политические структуры экстремистского характера как с «левой», так и с «правой» (националистической) начинкой, возникшие на месте политического вакуума, образовавшегося как после распада Советского Союза, так и краха политики «управляемого хаоса» на Ближнем и Среднем Востоке в виде т. н. «оранжевых революций». Ещё одной, третьей, силой видится Малапарте пролетариат в лице его профсоюзных объединений, которыми, в зависимости от ситуации, можно было умело манипулировать. Сейчас эту нишу заняли молодёжные структуры, организованные посредством социальных сетей.

Во-вторых, опасность ситуации заключалась в том, что эти политических силы интуитивно пытались использовать новую тактику государственного переворота, которая делала современное Малапарте либерально-демократическое государство («наш общий дом») совершенно беззащитным.

Историзм Малапарте проявился в том, что он зафиксировал объективный кризис представительной системы в начале XX века, подчеркнув при этом специфику конкретной политической ситуации.

Просчёты Керенского в России 1917 года были и остаются просчётами всей либеральной буржуазии Европы вплоть до Второй мировой войны. Общераспространённая точка зрения гласит, что успех большевистского восстания в 1917 году объясняется особенностями России и просчётами Керенского, что, по мнению Малапарте, в корне неверно. Целый ряд переворотов был возможен или, наоборот, невозможен, потому, что та или иная политическая сила создала или, наоборот, не создала, условия для их технического обеспечения. В России благодаря субъективным обстоятельствам в лице Троцкого переворот оказался возможен, а, например, в Италии в период «красного двухлетия» когда власть практически «валялась на земле», нет, хотя объективные предпосылки сложились в обеих странах.

«Восстание – это не искусство, – формулирует он установку Троцкого, – восстание – это машина. Чтобы завести ее, нужны специалисты-техники: и ничто не сможет ее остановить, даже замечания оппонентов. Остановить ее смогут только техники». Таким образом, большевики стихийно, в лице Троцкого, смогли воплотить эту технику в жизнь, итальянские рабочие, никем не ведомые, – нет. По мнению Малапарте, именно в России, в 1917 году, по инициативе Троцкого (который в дальнейшем не гнушался даже контактами с нацистами), эта тактика впервые и в «классической» форме дала феноменальные результаты. Она позволила «выбить» огромную страну из «обоймы» капиталистических, установить в ней жесточайший тоталитарный режим и тем самым изменить ход мировой истории.

«Несправедливо обвинять Керенского в непредусмотрительности и некомпетентности: все дело в том, что для защиты государства от современной повстанческой техники одних полицейских мер уже недостаточно». Полиция, по мнению Малапарте, защищает государство, как если бы это был город, военные штурмуют государство, как если бы это была крепость. Однако тактика государственного переворота в другом. Мобилизуются небольшие группы боевиков, отрабатывается «ориентация на местности», в нужный момент захватываются стратегические с технической точки зрения точки. И государства – нет. Политическая надстройка существует, а государства уже нет. Именно такой вариант удалось осуществить Троцкому, Муссолини, Гитлеру (в перспективе, на момент написания Малапарте своей работы).

По мнению Малапарте, неспособность буржуазии в первой половине XX века отстоять «своё» государство компенсировалось только неспособностью революционных партий противопоставить устаревшей системе обороны этого государства современную наступательную тактику, то есть полицейским мерам – революционную технику.

В-третьих, марксистская установка на ожидание революционной ситуации в той или иной стране в корне ошибочна, это теоретическое допущение, которое опровергла практика (пирожок оказался всё-таки «недожаренным»).

Установка на ожидание революционной ситуации позволяет фиксировать кризисные точки развития буржуазного государства, но не позволяет менять политическую надстройку. Просто поразительно, подчёркивает Малапарте, что в 1919 – 1920 гг., в самый пик революционного кризиса в Европе, ни правые, ни левые радикалы-катилинарии не смогли использовать опыт большевистской революции.

«Следовательно, ленинская стратегия не представляет собой прямой угрозы для правительств европейских стран: явная, перманентная угроза, нависшая над странами Европы, заключена в тактике Троцкого». С этой точки зрения, именно марксизм оказался препятствием на пути захвата власти в 20-е годы XX века левыми в целом ряде стран. Если бы не «случайность» в виде организаторских талантов и возможностей Троцкого, и в России никакого «разрыва цепи» бы не произошло. И все потому, что в основе действия левых ошибочная теория: «пирожок, да не тот». Такого, конечно, Малапарте не могли простить ни левые, ни правые.

Интерес взглядов Малапарте в их нешаблонности. В контексте его установок акценты в отношении деятелей Октябрьского переворота другие. Революцию действительно осуществил Ленин, но вот переворот, приведший большевиков к власти (осуществлён в Петрограде), - заслуга исключительно Троцкого. Таким образом, Троцкий как революционер без Ленина состоятелен, Ленин без Троцкого нет. Это совершенно другая картина большевистской революции, чем та, которую мы привыкли видеть.

В-четвертых, вторая волна кризиса представительной системы пошла на рубеже XX – XXI вв., в её рамках хорошо заметно отсутствие понимания у современного англо-саксонского истеблишмента того, что происходит в политической сфере.

«Лакмусовой бумажкой» стали здесь т. н. «оранжевые революции», продемонстрировавшие несколько опасных тенденций, под которые выстраивается современная политическая реальность.

Во-первых, считается, что, поскольку революции инспирированы, их ход и последствия полностью контролируются.

Во-вторых, не уделяется должного внимания новым возможностям организации радикальных элементов посредством электронных средств коммуникации (социальные сети в интернете).

В-третьих, по-прежнему считается, что сертификация посредством выдачи диплома и образование (особенно в странах периферийного капитализма) одно и тоже.

В-пятых, не обращается внимание на самоорганизацию прослоек населения, интуитивно, в ходе практики, обращающихся к механизмам техники государственного переворота, впервые опробованной в годы первого кризиса представительной системы, о чём и писал Малапарте.

В-пятых, система т. н. «европейской демократии» даёт легальные возможности радикальным элементам разрушать механизм работы современных суверенных государств.

В образной форме проблема «обрушения» уже была затронута в американском блокбастере «Крепкий орешек-4», хотя там её подоплёка так и осталась вторичной. Однако, на наш взгляд, проблема реальна, а к ней, как в 20-е гг. XX века, никто серьёзно не относится. Нет структур, которые могут «точечно» препятствовать возможностям захвата «технических» объектов. Нет стратегии мероприятий, позволяющих контролировать или разрушать на территории конкретной страны всю систему функционирования электронных средств коммуникации (Интернет), чтобы ей было невозможно пользоваться, да мало ли чего ещё нет.

Как и в период первой волны кризиса представительной системы, подобные мероприятия требуют решительности и понимания степени угрозы. А вот этого, на наш взгляд, как раз и не наблюдается. Достаточно упомянуть о том, что в Европе всерьёз обсуждается проблема включения свободного доступа к интернету в набор базовых «прав человека».

Не случайно Гегель всё-таки добавил в своей «Философии истории», что история человечества ещё не закончена, она непредсказуема, т. к. непредсказуемо человеческое безумие.