Стратегическое противостояние (гонка ядерных вооружений) в 1991 – 2002 годах

Стратегическое противостояние (противостояние в сфере ядерных вооружений), являлось одним из основных составляющих «холодной войны». И хотя Советский Союз как государство под влиянием центробежных тенденций самораспался в 1991 году, современная Россия вынуждена была существовать в тех параметрах, которые были «заложены» именно в годы существования СССР. Одним из таких параметров, тесно связанных с понятием и государственного суверенитета, и национальной безопасности, была доставшаяся ей в «наследство» т. н. «ядерная триада» (МБР, ТБ, подводные ракетоносцы) советского государства, в отношении содержания и использования которой необходимо было предпринимать определённые шаги.

Проанализируем важнейшие, на наш взгляд, тенденции эволюции ситуации в этой сфере на рубеже XX - XXI вв. сквозь призму геополитики (глобального противостояния США и РФ) в контексте возможностей их ядерных потенциалов.

Общая динамика нами оценивается однозначно: политический истеблишмент «новой» России своими неадекватными действиями низвёл страну до статуса однозначно «второй» мировой ядерной державы, а договор СНВ-2 оказался для России стратегической ошибкой и стал для неё разорительным.

Особенности ситуации видятся в следующем.

Первое. Россия совершенно неоправданно заключает невыгодный для неё договор СНВ-2 (1993 – 2002 гг.), который стал фатальным для страны геополитическим поражением в сфере ядерных вооружений.

Договор о дальнейшем сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений (СНВ-2) был подписан 3 января 1993 года в Москве между Россией (Ельцин-Козырев) и США (команда Буша-старшего).

Россию очередной раз представляли непрофессионалы. Буш-старший отработал на свою Родину «как канадец»: 20 января должна была состояться инаугурация (вступление в должность) нового президента, а он «мёрз» в России. Неоправданно быстрое подписание такого серьёзного документа с нашей же стороны объяснялось следующим образом: «отказ от подписания Договора нанёс бы ущерб нашей способности без задержек перейти к партнёрству с новой администрацией США».

Характерно, что Конгресс США ратифицировал этот договор уже в 1996 году (напомним, что, например, договор ОСВ-2 в США вызвал возражения и Сенат в 1979 году его вообще ратифицировать отказался), а Россия – только в далёком 2000 году.

Что же такого было в этом выгодном для США и невыгодном для РФ договоре?

Во-первых, подтверждалась правопреемственность России как «постсоветской» ядерной державы и концентрация всех ядерных вооружений распавшегося СССР у неё. К ноябрю 1996 года были ликвидированы ядерные группировки Казахстана, Белоруссии и Украины.

Во-вторых, договор впервые сделал «нормальной» ситуацию диспаритета (неравенства) в сфере ядерных вооружений и означал для России колоссальные материальные затраты.

К началу 90-х гг. (на момент подписания СНВ-1) у СССР было около 11.000, а у США – 12.500 единиц ядерных зарядов, размещённых на разных носителях. По условиям СНВ-2 сначала к 2003 (потом к 2007) году у каждой из сторон должно было остаться ядерных единиц в диапазоне от 3.000 до 3.500. Причём для России на момент переговоров это уже был максимум, мы вытащили из запасников всё, что было, а у США оставалась возможность для манёвра.

При этом Россия к 1998 году выполнила ещё и договор СНВ-1,который тоже был очень обременителен материально и невыгоден стратегически.

Таким образом, в самые неблагополучные для нового российского социума годы, наше государство тратило гигантские суммы денег для выполнения обязательств, которые в скором времени вообще никому стали не нужны. Такими операциями, когда руководство целой страны вводится в заблуждение, национальные разведки гордятся всё время своего существования как структурного подразделения, а РФ осуществляло такую программу добровольно. Так, демонтаж ядерной боеголовки «стоил» 10-15 тысяч, МБР с шахтой 150-200 тысяч, а ядерного ракетоносца – 6-7 млн. долларов.

В-третьих, договор пришлось скорректировать, так как наши переговорщики просто «проглядели», что по условиям СНВ-2 мы должны ещё и ликвидировать боевые ракеты, которые не выработали свой эксплуатационный ресурс.

При Ельцине российская «ядерная триада» распалась. Два примера. С 1992 по 1998 годы полёты стратегических бомбардировщиков Ту-160 не осуществлялись, так как не было горючего. Кроме того, во 2-й половине 90-х годов было ликвидировано около 100 полков ПВО. Остался только «друг Билл».

И в этой ситуации лучшие МБР своей эпохи SS-18 «Сатана» первоначально ликвидировались к 2003 году. Поэтому в 1997 году (март, Хельсинки, Ельцин-Клинтон) решили всё-таки продлить их срок эксплуатации до 2007 года (до 31 декабря). К этому моменту SS-18 выработают свой ресурс, их останется всего около 60 штук, производились они на Украине («Южмаш», Днепропетровск), сотрудничество с которой стало невозможно, их будет «не жалко».

В-четвёртых, наши переговорщики ещё раз проиграли, приняв тезис США о якобы «дестабилизирующем» характере российских многозарядных межконтинентальных баллистических ракет (МБР с РГЧ – «разделяющейся головной частью»). Соответственно, чтобы исправить ситуацию, Россия стала менять структуру своей «ядерной триады», а это, в свою очередь, привело к проблеме т.н. «возвратного потенциала», с одной стороны, и просто разоряло Россию, с другой.

«Почему-то» был принят тезис, что многозарядные российские ракеты (МБР с РГЧ) практически неуничтожимы и настроенные «миролюбиво» США они «нервируют» (ядерный конфликт можно и проиграть), тем самым они снижают «эффект устрашения».

По условиям СНВ-2 Россия отказывалась от своих многозарядных ракет, то есть уничтожала МБР с РГЧ. Этот класс ракет заменяли на моноблочные: программа воплотилась в производстве МБР SS-25 Тополь-М.

Более того, сама концепция ядерного разоружения, навязанная РФ, сделала необходимым изменение структуры всей «ядерной триады» новой России. Дело в том, что в наследство от СССР России досталась «ядерная триада», где в качестве основного компонента выступали именно МБР: 65 % всех ядерных зарядов были размещены у нас в «шахтах». На подводных лодках у нас было размещено в 2 раза меньше ядерных боезарядов, а на бомбардировщиках в 3 раза меньше, чем, соответственно, у США. Крылатых ракет было меньше в 2,5 раза. У США же 55 % ядерного вооружения было размещено на подлодках и они, по принятым обязательствам, «ничего не теряли».

В целом для России ситуация свелась к невозможным расходам. Так, например, даже в первоначальном варианте МБР SS-25 Тополь-М (сейчас её «сделали» многозарядной) действительно отличалась высокой эффективностью: дальность до 10000 км, в 2 раза меньший участок разгона, чем у SS-18 «Сатана». Однако эта ракета очень дорогая. Между тем, по разным оценкам, уже к 2007 году в целях сохранения паритета нам было необходимо 800-900 штук таких МБР. В действительности в 1999 году на боевое дежурство было поставлено 2 полка новых МБР (по 10 единиц), в 2003 – всего 4 и т. д. Динамика перевооружения делает реальное, паритетное противостояние просто невозможным.

Кроме того, возникла проблема т. н. «возвратного потенциала». Демонтаж МБР необратимый процесс (ракету разрезал; шахту затопил или набил «старыми» деньгами и поджёг: восстановить ничего нельзя). США же выполняли требования договора за счёт демонтажа пусковых установок на бомбардировщиках и подводных лодках, сами средства доставки, то есть собственно носители, не уничтожались, их можно было использовать и дальше. Кроме того, их можно было оснастить обратно.

В целом после договора СНВ-2 ситуация равенства (паритета) в области ядерных вооружений исчезла. Принцип сдерживания в виде установки «кто стреляет первым, тот умирает вторым» работать перестал. Сейчас Россия может «грозить» США только т. н. «причинением противнику неприемлемых потерь». Логика здесь такова: в США не менее 25 городов с населением более 0,5 миллиона человек и 25-30 прорвавшихся через «ядерный зонтик» боеголовок гарантируют потерю ¼ населения страны. Ни одно «нормальное», демократически избранное, правительство США не пойдёт на обострение ситуации до такого предела.

Второе. После выхода США из договора ПРО-72 система ядерного сдерживания окончательно развалилась и начал действовать принцип «каждый сам за себя». Началась эпоха национальных «ядерных зонтиков»: кто первый построит, тот (возможно) уцелеет.

В 90-е годы технологический приоритет США в области технологий ПРО стал достаточно заметен, поэтому руководство этой страны настойчиво пыталось развязать себе руки. Сначала договор ПРО-72 пытались видоизменить: уже в 1999 году Б. Клинтон объявил об изменении условий ПРО, т. е. в рамках собственно договора попытались отстоять возможность создания национальной ПРО (ПРО территории страны). «Зацепка» была в том, что отличия «большой» (в масштабах страны) и «маленькой» (регион, база) систем ПРО были размыты.

В такой ситуации новое руководство России проявило твёрдость и не пошло на уступки. Однако США это, по сути, уже не интересовало. В 1999 году Конгресс выделяет деньги на программу ПРО страны (т. н. Национальной Противоракетной Системы). В 2001 году Буш-младший объявил об этом решении официально. Наконец, в июне 2002 года США формально вышли из договора по ПРО-72, а на следующий день (14 июня) Россия вышла из договора СНВ-2.

Сейчас США активно создают национальную систему ПРО (материковая часть США плюс Аляска). С 2014 года т. н. «третий позиционный район» развёртывается в Европе (компоненты размещаются на территории Польши, Румынии, Турции, Чехии). До Калининграда в такой ситуации 150 км, до территории собственно РФ – 700. Безусловно, всё это сделано, чтобы выиграть войну именно с Россией и все заявления о каком-то там «партнёрстве» в этой сфере смешны. Один из вариантов для России: всё-таки строить, наконец, свою систему ПРО. Это новые технологии, рабочие места, современная армия.

Таким образом, просчёты политического истеблишмента России 90-х годов дорого обошлись стране, ликвидация количественных последствий в сфере ядерного потенциала едва ли возможна, а США стали крупнейшей ядерной державой мира.