Основные теоретические принципы романтизма

I. Единственный реальный субъект (действующее лицо) в истории – нация, национальный организм, т. е. романтизм «открыл» миру нацию.

Реальная политическая история Европы рубежа XVIII - XIX вв. показала, что никакого якобы единого человечества, прогрессивно или «правильно» развивающегося на основе естественных законов «разума» и «доброты» нет. Получалось, что человечество разнообразно, и у каждой его части своя история.

Изменения в Европе, произошедшие после 1789 года, также потихоньку «сошли на нет»: Робеспьер имел неограниченную власть, но всё равно закончил жизнь на гильотине, Наполеон создавал и уничтожал королевства, а умер на острове Святой Елены в двух тысячах километров от побережья Африки. В результате у современников этих событий сформировалось ощущение того, что ход естественных событий изменить нельзя, ими управляют некие объективные силы, которые определяют историю и действие которых нельзя изменить.

Выдвигается ряд новых дедуктивных теоретических установок, на основании которых историю пытаются объяснять исходя из неё самой, т. е. рассматривая историю как естественный, органический процесс. И здесь единственной постоянной величиной, которую можно было чётко выделить в хаосе исторических событий этого бурного времени, стала нация, национальный организм. Характерно, что сам термин «нация» вошёл в европейский политический словарь как раз в это время.

II. Романтизм выдвинул идею «духа нации» как целостной научной категории, причём эту идею интерпретировали как космополитически, так и националистически.

Понятие «духа нации» включало в себя два основных компонента.

Во-первых, формулируется идея о том, что духовное единство общество изначально, все остальные связи и структуры строятся на этой основе.

Для историков романтизма изучать историю – это воссоздавать психологию людей определённого времени, их «исторические нравы», т. е. важную роль стал играть социально-психологический аспект изучения истории. Анализируя духовную жизнь страны или эпохи, можно выявить некое «нравственное единство» народа, т. е. то, что его объединяет в сфере духовного. Это духовное единство и есть «общий дух», «дух нации».

Во-вторых, «дух нации» выражается в национальной культуре, которая возможна только на основе традиции.

Итак, именно романтизм стал связывать единство с прошлой историей конкретной человеческой общности. «Две вещи дивно близки нам, в них обретает сердце пищу. Любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам» (А. С. Пушкин). Любая нация рассматривалась как именно культурное сообщество, которое соединяет в себе множество форм социальной жизни. Нация вырабатывает своей исторический опыт, который и помогает её жить, и создаёт проблемы. Традиция у всех разная, потому что этот опыт закрепляется у каждой нации по-своему. С этой точки зрения, у каждой нации есть свой некий внутренний принцип, его условно можно представить в виде цветка, девиза или, например, герба.

Идею «духа нации» интерпретировали по-разному.

1. Доминирующей в науке являлась космополитическая интерпретация идеи «духа нации», которая исходила из идеи важности «культурной автономии» как цели любого национального развития.

Итак, все нации равноценны, они «ниспосланы Богом» и являются «формой выражения многообразия человечества». Цель любой нации – культурное своеобразия, что и является основным параметром сохранения своего «духа нации». С этой точки зрения – культура первична, форма государственного существования вторична. Национальная терпимость предполагает взаимообогащения разных национальностей и их дальнейшее укрепление.

Есть и политическая форма компромисса – «право народа на культурный суверенитет». Так, подъём «венгерскости» - вовсе не современная «историческая Венгрия», а Австро-Венгрия, когда на гораздо большей территории, чем сейчас, шла активная политика мадьяризации, навязывались именно культурные компоненты, т. е. «вечное». Ещё пример – средневековая «немецкая» Срединная Европа. Гениальная немецкая культура стала своеобразной «латынью» Средних веков, а сейчас немецкий даже не входит в число официальных языков международного общения.

2. Были и националистические интерпретации идеи «духа нации», которые в итоге вели к тезису о национальной исключительности и различным теориям «избранности» (расизм, фашизм).

Некоторые учёные, испытавшие на себе влияние установок романтизма, например, гениальный представитель немецкого классического идеализма философ Иоганн Готлиб Фихте (1762 - 1814), стояли на шовинистических позициях. На основе анализа языка можно сделать вывод, например, что немецкий социум особенный, истинный или «первоначальный». Фихте считал, что у немцев собственный национальный язык, а у большинства романских народов Европы языки на основе латыни. Значит, немцы ближе к первоисточнику национальной жизни, это более одарённый народ, чем другие.

III. Наиболее ярко и полно компоненты любой национальной традиции проявляются в языке, устной народной традиции и исторической форме права народа.

Традиция проявляется в своих компонентах, и эти компоненты в контексте установок романтизма были выделены и проанализированы.

Во-первых, язык того или иного народа.Язык отражает особенности восприятия окружающего. С этой точки зрения реакция на «вызовы и ответы» у каждой нации будет своеобразной. Осовременивая, лингвистические особенности определяют параметры социальной мобильности нации. Выражение понятий, мотивация действий в языковом плане ограничивают или, наоборот, придают тому или иному социуму динамические компоненты.

Характерно, что в начале XXI века, на пике нового всплеска «политического» национализма в связи с распадом СССР, у политического истеблишмента целого ряда новых государств этнократического характера пошла мода на «создание» своего, «правильного национального» языка. Мало насобирать иноязычных слов и написать про них в учебниках. Надо, чтобы прошло какое-то время, и они закрепились в традиции. Но и после этого эффекта не будет до тех пор, пока на этом языке не начнут «думать», а для этого должно появиться новое словесное выражение целого ряда сложных понятий. Как правило, всё застывает на этапе «гурта динозавров». Таким образом, такие мероприятия как раз таки тормозят, а не ускоряют развитие нации. Ну, а один из самых динамичных, ярких, быстро адаптирующихся к изменениям средств суггестии языков – конечно «наш» русский, он по своим возможностям просто безграничен.

Во-вторых, «устная народная традиция». Неслучайно в этой связи, что братья Гримм (Якоб (1785 - 1863) и Вильгельм (1786 - 1859), основоположники т. н. мифологической школы в фольклористике) – это как раз романтизм.

Это мифы, народные предания, эпос, саги, поговорки, народные мелодии и поэзия. Каждая нация придаёт этим аспектам своей культурной жизни специфический характер и развивает их на свой манер. Изучая эти «осколки» национальной традиции, можно выявить т. н. архетип, т. е. изначальные образы и структуры восприятия, что и позволяет объяснить характер народа. Так, в немецких сказках – много о труде и добросовестности, в русских – о чувстве справедливости, свободе и т. д.

В-третьих, историческая форма права того или иного народа.

Считалось, что любая нация это особенная индивидуальность, и из её внутреннего единства произрастает её правовая идея. Национальное право возникает и развивается органически, исходя из особенностей своего национального характера, субъективных и объективных особенностей своего исторического развития. Рецепция (заимствование) правовой системы бессмысленно, она «не приживётся», потому что право не может возникнуть из произвольного установления. Отсюда «историческая школа права» в Германии (Са́виньи, Э́йхгорн), которая сформулировала концепцию «государство это право».

IV. Были сформулированы исторические тенденции, на основе которых развиваются нации (открыта т. н. «борьба классов»).

В советское время это считалось основной заслугой исторической мысли, развивающейся под влиянием идей романтизма. Это доказывало, что «официальная идеология СССР опирается на общее европейское наследство». Т. е. интуитивно любой крупный учёный размышлял в системе координат, самой «прямой» дорогой в которой был именно марксизм. При этом, что характерно, сам термин «классовая борьба» рассматриваемыми учёными не использовался: они говорили о «расах», «состояниях», «сословиях», «положениях». Поэтому их в советское время толком и не публиковали: только до Великой войны, да и то очень мало. Скажем, «Избранные сочинения» Огюстена Тьерри в далёком 1937 году.

Основные тенденции, на основе которых развиваются нации, условно можно свести к следующему.

Во-первых, сословия, классы или расы, из которых состоит нация, возникли в результате завоевания.

В основе истории Франции лежит факт завоевания галлов франками, в основе истории Англии – факт завоевания англосаксов норманнами. Появлялось две расы или сословия – завоеватели и покорённые. Вся дальнейшая национальная истории была борьбой между ними. Великий Вальтер Скотт первым отразил это в блестящей художественной форме в своём «Айвенго» (1820). Покорённый народ истреблялся или порабощался, поэтому все средневековые социальные катаклизмы есть отражение этой борьбы. В Англии таким народным мстителем, например, был Робин Гуд из Шервудского леса. Последним крупным англосаксонским восстанием там стало восстание Уота Тайлера 1381 года. Пока эти расы не перемешаются, самобытное национальное развитие невозможно.

Во-вторых, в ходе дальнейшего исторического развития различия расовые (по линии завоеватель - покорённый) превращались в различия имущественные (по линии дворянство - «третье сословие») и историю стали определять социальные противоречия (вот эта самая классовая борьба). Это была уже социальная история, общество впервые стали рассматривать как сложную систему, определяемую внутренними параметрами.

Итак, завоевание вело к новой общественной системе, а время превращало этнические противоречия в имущественные. Появилось расплывчатое «третье сословие», которое практически отождествлялось с «народом», всеми непривилегированными прослойками населения. Историки периода романтизма считали, что содержание любой национальной истории – это борьба «народа» в лице «третьего сословия» за свои права, причём эта борьба лежит в сфере отношений имущественных.

В-третьих, выразителями интересов «третьего сословия» стали городские коммуны.

Величайшим событием средневековой истории стали так называемы «коммунальные революции», в ходе которых города добились для себя автономии. Там, где коммуны смогли отстоять свои права, появились демократии (Га́нза, торговый и политический союз северо-немецких городов). Там, где коммуны проиграли, возникли неограниченные монархии (Московия). Там, где вопрос решился компромиссом, возникли различные варианты политических систем с представительными механизмами (Генеральные штаты во Франции 1302 – 1789 годов, парламент в Англии). Жившие в городах прослойки населения и стали самими «здоровыми» силами любой нации, которые боролись за новые, буржуазные отношения.

В-четвёртых, большую роль в истории играют великие личности.

Роль личности в контексте принципов романтизма можно свести к способности или, наоборот, неспособности, того или иного индивида «почувствовать» «дух» своей нации, уловить те тенденции, которые заложены в его народе. Если ему это удаётся, он остаётся в веках.

В-пятых, наконец-то стало считаться, что именно Средневековье - важнейший период в человеческой истории.

И гуманизм, и рационалистические доктрины («социальная физика», Просвещение) воспринимали период Средних веков в целом негативно. Этот период считался своеобразным «провалом» человеческой истории, временем, которое прошло для Европы бесполезно («тёмные века»). В рамках парадигмы романтизма акценты принципиально поменялись. Если традиция – формы государственной, общественной и правовой жизни нации, то для их изучения надо обратиться именно к Средневековью. Исходя из концепции «завоевания», именно тогда формировались все эти параметры.

V. Была предложена концепция естественной, органической истории Европы, в соответствии с которой Французская революция 1789 года виделась закономерным результатом, итогом предыдущего национального развития, хотя эти события интерпретировались как позитивно, так и негативно.

Историки рассматриваемого периода считали революцию 1789 года неизбежным, роковым событием, она не могла не произойти. Интерпретировали эти события двояко.

Во-первых, высказывалась позитивная оценка событий 1789 года, в рамках которой оправдывался даже якобинский террор.

Французская революция закономерный результат тысячелетней истории страны, в её ходе «третье сословие» наконец-то добилось равноправия. Революционное насилие неизбежно и оправданно (Франсуа-Огюст Минье), так как в итоге в стране победил капитализм. В известной степени революция и совершилась-то «бессознательно», вопреки чьим-либо желаниям.

Во-вторых, высказывалась негативная оценка событий 1789 года, в рамках которой революция расценивалась как естественный срыв европейского развития, своеобразный «нарыв» французской истории, который необходим только для того, чтобы Франция вернулась к органическому ходу своей истории.

В наиболее категоричной и ясной форме эту установку высказал Жозеф Мари де Местр. Французская революция эта своеобразная «болезнь». Она неизбежна, хотя ничего хорошего не несёт. Всё равно «больной» выздоровеет и забудет о ней как о страшном сне.